Письма Карла фон Райхенбаха, описывающего его эксперименты с одической энергией, Одом — универсальной духовной энергией мира. Часть 3.
9. Письмо девятое. Звук. Трение. Искатели родников.
10. Письмо десятое. Теплота. Электричество. Вся вселенная, как вместилище «ода».
11. Письмо одиннадцатое. Различные действия «ода» в повседневной жизни.
12. Письмо двенадцатое. Распространение «ода» в различных телах и проводимость его.
Письмо девятое. Звук. Трение. Искатели родников.
В последнем письме мы рассчитались начистую со старыми поверьями, отыскав их в туманной области старушечьих рассказов, где они гнездились уже не одну тысячу лет; теперь я поведу вас опять на новый подвиг.
Надеюсь, вы не откажетесь последовать за мною в недра природы для дальнейшего исследования «ода». Однажды (это было в октябре 1851 г.) я зазвал к себе в камеру-обскуру (темную комнату) венского механика г. Энтера, сенситива средней рука, решившись испытать, не имеет ли звук какого-либо отношения к нашему «оду». С этою целью я принес колокол воздушного насоса и, взяв его за пуговку, осторожно ударил по нему ключом. Лишь только раздался звук, как весь колокол просветлел, и чем сильнее звучал он, тем ярче было свечение. Металлическая пластинка и магнитная подкова, звуча от ударов, излучали красивое пламя. Металлический колокол с сильным резким звуком, при продолжительных ударах, делался до того светящимся, что разливал по всей комнате яркое сияние, которое видели все сенситивы. Когда по скрипке водили смычком, то не только освещались все струны, но даже самая резонанс-дека. Вообще, звучащая тела распространяли вокруг себя яркий блеск и казались как бы окруженными ореолом светлых лучей. Каждый стакан, рюмка, при ударе ножом, внезапно одевались светом, который был тём ярче, чем звук был выше. В этой световой оболочке заметно было явственное колебание, соответствовавшее колебанию звука. Сильнее прочих светилось то место, по которому приходился удар.
Наконец, я заставлял сенситивов класть то ту, то другую руку в стеклянный и металлический колокола с условием не касаться их стенок: при каждом звуки от удара по наружному его краю левая рука получала ощущение прохлады, а правая, напротив, ощущение тепловатости: следовательно, наблюдалось то же самое одическое влияние, как и в других случаях, например, от синего солнечного луча, вершинного конца кристалла, от магнитного полюса, направленного на север; словом, мне удалось открыть в звуке новый обильный источник «ода».
Потом в другой раз как-то пришло мне в голову сделать подобные наблюдения над трением, и вот я предложил девице Марии Мекс (это было в июне 1841 г.) подержать в левой руке конец медной проволоки, а сам начал тереть пластинкой по другой пластинке, прикрепленной к свободному концу проволоки: вдруг по всей проволоке распространилась теплота и перелилась в руку сенситива. В другом случае проволока, обтачиваемая на точиле, раскалялась и издавала одический свет, и во все время точения ярко блистала, а на противоположном её конце появлялось как будто пламя горящей свечи. Для поверки опыта я взял барометрическую трубку, опустивши один конец её в стакан с водою, другой приложил к быстро вертевшемуся точильному камню: вся трубка и стакан с водой при каждом обороте камня проникались светом. Все сенситивы, отведывавшие эту воду, нашли её тепловатою, горьковатою и позывающею на тошноту, а у одной девушки, которую я уговорил выпить весь стакан, вскоре сделалась сильная рвота и повторилась несколько раз. Из этого видно, что трение также содействует обильному развитию «ода».
Эти наблюдения повели нас к новым исследованиям, которые тоже, я думаю, доставят вам не малое удовольствие, а именно: я задумал испытать, не отделяется ли «од» при колебании жидкостей. И действительно закупоренные стекляшки с алкоголем, с серным и уксусным эфиром, скипидаром, креозотом при сотрясении светились в темноте. Вода в стекляшке, закупоренной пробкою, тоже издавала свет, и, взятая в левую руку, производила ощущение неприятной тепловатости, но по прекращении колебания через несколько секунд она становилась невидимою и возбуждала ощущение прохлады. Во время этих опытов мне пришла престранная идея, но не пугайтесь: это было только воспоминать о волшебном пруте, давно уже потерявшем свою славу; я вспомнил об искателях ключей, родников и прочих. Неужели, подумал я, вода не отделяет «ода» при своем течении, когда он проявляется при малейшем сотрясении её? Чтоб решить этот вопрос опытом, я заставлял сенситивов держать левою рукою стеклянную трубку, обернутую толстым слоем бумаги, а сам в то же время вливал в нее чрез стеклянную воронку воду из стекляшки непрерывною струёй.
Пока я лил, все они ощущали теплоту, проникавшую сквозь бумагу, но как скоро переливание прекращалось, место её заступала опять прохлада. Когда опыт производился в темноте, то вода в воронке и по всей длине трубки постоянно светилась. Не оставалось более никакого сомнения: вода, протекая через трубку, развивала «од»; это подало повод к новым опытам.
В парке моем при загородном доме проведен водопровод чрез большую луговину совершенно незаметно для глаз посторонних; зная хорошо его направление, однажды я повел туда девицу Цинкель, сенситива средней руки, и заставил её, идя по лугу тихим шагом, перейти через тот водопровод. Подходя к нему, она как будто споткнулась, ступила шаг вперед и назад, и потом остановилась. Тут какая-то неприятная тепловатость охватила её ноги, особенно же левую, почти до самых колен, так говорила она, а между тем, идя по лугу до этого места, она не чувствовала ничего подобного. В самом деле, говоря это, она стояла над трубою, по которой проведена была вода на скотный двор из ближайшего родника. Опыт повторен был многими сенситивами точно с таким же успехом. Как же теперь отвергать силу и действие волшебного прутика, который столько времени предан позору и посмеянии? Правда, причина его действия доселе была непонятна: прутик старого времени был только наружною оболочкою затаенной в нем истины; теперь же открыто это драгоценное зерно, которому суждено бессмертие! Здесь вы видите тот же «од», пробужденный струившейся водою.
Некто Сурсье [Sourcier] до того прославился во Франции искусством отыскивать водяные ключи, что повсюду приглашали его, как человека необыкновенного; и действительно, как описывают, он довел это искусство до изумительной ловкости. По нашему, он был только хороший сенситив, а потому, проходя местом, где течет подземная вода, он ощущал в своем теле её одическое влияние. По степени этого ощущения ему уже легко было выводить заключение о глубине, на которой проходила подземная вода, а долговременным упражнением он приобрел такую верность и сметливость в подобных изысканиях, что заслужил удивление и благодарность почти всей страны. Тайна неразгаданна, которую он сам не в состоянии был объяснить, обнаружена и, может быть, скоро в Германии явятся сотня мужчин и женщин, которые не уступят ему в искусстве разыскивать подземные ключи, потому что каждый чуткий сенситив может усвоить его при небольшом упражнении, — и отныне волшебный прутик сделается достоянием всех и каждого.
Письмо десятое. Теплота. Электричество. Вся вселенная, как вместилище «ода».
Не нужно, кажется, с моей стороны больших усилий, чтоб возбудить в вас желание узнать, в каком отношении находятся к «оду» такие сильные агенты как теплота и электричество. Но запутанность а сложность фактов возрастают здесь до того, что не нахожу никаких средств разъяснить их в тесном объёме нескольких писем, и потому принужден ограничиться только изложением самых простых фактов. Поднесите к чуткому сенситиву таз с горящими углями или зажгите вблизи него винный спирт; поставьте его недалеко от пылающих дров или бросьте перед ним несколько кусочков калия (потассия) и спросите, что он ощущает при этом. Вероятно, вы ожидаете, что ему будет тепло, — вы ошибаетесь: преобладающее чувство в сенситиве при всех этих видах горения будет не теплота, а прохлада, и он сам скажет вам то же с немалым изумлением. Дайте ему легкую лучину, около аршина длины, пусть он возьмет один конец её в левую руку, и зажжет другой: во время горения лучины конец её, который у него в руке, будет казаться ему холодным. Дайте ему в руку вместо лучины железный прутик, стеклянную палочку или фарфоровую трубочку, и пусть он раскалит то пли другое на пламени органтовой лампы: спустя несколько мгновений он, покачивая головой с видом недоумения, скажет вам, что ни тот, ни другой не нагреваются, а, напротив, холодеют. Такое отклонение от закона распространения теплоты объясняется очень просто развитием «ода» при калении, как при известном акте горения. Проведем из темной комнаты через двери в другую светлую [комнату] металлическую проволоку толщиною в соломину, так, чтобы один свободный конец её оставался в первой, а другой выходил в последнюю. Наружный конец проволоки, выходящий в светлую комнату, опустим в жаровню и раскалим его. Сенситив, находясь в темноте, тотчас заметит появление светлого пламени на конце проволоки, противоположном опущенному в жар, как скоро тот начнёт раскаляться.
Не останавливаясь далее на этих явлениях, я перейду теперь к электричеству; чтобы представить вам поскорее краткий очерк сюда относящихся явлений. Здесь, так же как и в предыдущих случаях, преобладающее ощущение сенситивов, приходящих в соприкосновение с положительно наэлектризованными телами значительной величины, есть прохлада. Потертый мехом электрофор производить ощущение тепловатости, а сам мех издает прохладу. Ударьте крепко в темноте перед вашим сенситивом смоляной круг лисьим хвостом и спросите, что он видит. Вы услышите, что перед ним появлялось светлое пламя, восходящее языком от круга кверху почти на 1,5 фута. Хвост же представляется светлым, ярко белым валиком. Через несколько минут пламя на круге исчезает; но угасая, он издает светящийся дым, который, восходя до потолка, образуете там большое светлое пятно, как от полюсов кристалла или магнита.
У меня в комнате на полу поставлена на штативе средней величины электрическая машина с кондуктором; все это составляет довольно громадную вещь. Когда машина находится в покое, тогда сенситив средней руки не видят ее в темноте; но когда станешь медленно поворачивать стеклянный круг, то еще до появления электрических искр вся машина со своими подмостками как бы покрывается белым светом. Некоторые сенситивы при рассказе об этом явлении делают странное сравнение, говоря, что электрическая машина в это время очень похожа на телегу, нагруженную известью, которая, действительно, имеет яркий белый цвет. Заряженная лейденская банка кажется в темноте насквозь проникнутою светом. Длинная железная проволока, проведенная чрез темную комнату, светила белым светом в течение 4-5 минут каждый раз, как я одним концом её разряжал заряженную лейденскую банку. В минуту разряжения сенситивы видели, как по ней пробегал сильный свет с быстротою молнии; описывая его, они с точностью определяли место вхождения и выхождения наружу.
О вольтовом столбе я скажу только здесь одно, что замкнутая проволока от его полюсов не только кажется ярко раскаленною, но сверх того около неё, извиваясь спиралью, пробегает сильная струя света. Один уже этот факт должен бы возбудить живое у части физиков к нашему предмету. И действительно, то, что ученые старались разъяснить, напрягая все свое остроумие, при наших опытах каждый мальчик-сенситив может, так сказать, найти ощупью и описать со всеми побочными обстоятельствами как чувственное созерцание; примером тому спиральные гальваничесние токи. Кроме того, без всякого сомнения, найдутся сенситивы, изучавшее физику точно так же, как я встретил много медиков-сенситивов. Я однако ж не берусь предсказать, скоро ли физика захочет усвоить мою теорию. Итак, если теплота и электричество суть обильные источники «ода», то я решительно отказываюсь раскрыть здесь богатую картину всех явлений, которые вытекают из них. Взамен этого я перейду теперь к последнему и важнейшему источнику «ода».
Капитан Аншюц, находящийся на действительной австрийской службе, очень порядочный сенситив средней руки, заболел в Бадене; во время болезни раздражительность у него дошла до высочайшей степени. Лежа в постели без сна, он с изумлением заметил, что всякий раз в тёмные ночи он видел явственно у двери, находившейся напротив его кровати, железный скобки, гвозди и замок, между тем как не мог рассмотреть ничего остального в комнате. Он вскоре убедился, что эти предметы производят сами собою сияние. Другие же, более чуткие сенситивы, у себя в комнате видели светящимися всякую металлическую отделку на мебели, ключи, все позолоченные предметы, даже каждый гвоздь на стене, как будто из всех этих предметов выходило слабое пламя или светящейся дым. Я составил для опыта набор из кусков различных металлов, и чуткие сенситивы видели, что все металлы светились, одни слабее, другие ярче, но всегда явственно. Хрустальный поставец с серебряною посудою всякого рода в темноте мало-помалу показался весь как бы наполненным тонким огоньком. Я делал опыты и с другими веществами, как-то: с углем, селеном, йодом, серою, — все они светились в темноте. Они походили, как то бывает при фосфоресценции, на раскаленные тела, и казались как бы просвечивающими насквозь. При таком раскалении чуткие сенситивы замечали вокруг этих веществ излияние света в виде пламени и исчезающее, как дым, которое уже знакомо нам по концентрированным истечениям «ода»: здесь также, как и в тех случаях, оно рассеивалось и отклонялось в сторону от дуновения и движения воздуха, а иногда даже освещало пальцы, которыми держали эти тела. Все они были различных цветов, что и давало возможность проверить точность показаний. Так, все медное представлялось в красном калении, окруженное зеленым пламенем; олово, свинец, палладий, кобальт — в синем; висмут, цинк, осмий, титан, калий — в красном; серебро, золото, платина, антимоний, кадмий — в белом; никель, хром — в зеленоватом, переливающемся в зелено-желтый; железо — как бы в пестром с радужною игрою; мышьяк, уголь, йод и селен — в красном; сера — в синем, и это замечаемо было не редко даже сенситивами средней руки. Сложные вещества также светят, а некоторые даже очень резко, например, теобром — белым цветом, парабванная кислота — чистым ярким синим цветом, жженая известь — красными. Я положил несколько сотен химических препаратов в тесный ящик и, перенеся его в темную комнату, открыл перед сенситивом. Сенситивы средней чувствительности видели светящимися только некоторые из них, но сенситивы высшей степени, все без исключения, видели свет, хотя некоторые из веществ сияли слабее других. Даже штукатуренные стены в темной комнате казались им, после довольно долгого пребывания в темноте, как бы покрытыми тонким беловатым цветом; наконец, это освещение дошло до того, что мои созерцатели стали видеть в комнат всё как бы в сумерках, даже брали меня за руку, тогда как я решительно не видел ни зги, и проходили с полною уверенностью между различными аппаратами, которыми была загромождена комната.
Итак, все издает свет, решительно все без исключения. Мы живем в мире, наполненном светящеюся материей. Солнце отделяет сильный свет, в свою очередь на земле все излучает свет, только гораздо слабейший. Тусклее всего светят вещества ноздреватые, как то: хлопчатобумажные изделия, шерстяные ткани, дерево, глина, камни; ярче всех из числа аморфных (бесформенных) тел светят металлы и простые тела вообще. Этот свет, изливающийся из всех предметов на поверхности земли, по напряженности своей гораздо слабее всех предыдущих, но зато бесконечен по своей обширности.
Но одический ли это свет? Да, одический, потому что он носит на себе весь его характер; даже действует на органы чувств подобно прочим «одофорам». Положите в липовую дощечку какое хотите вещество, например, серу, йод, уголь, графить и пусть чуткий сенситив подержит близко над ним голую левую руку: спустя несколько времени вы услышите, что рука его ощущает впечатление прохлады или тепловатости, либо приятное, либо противное, резче от яркосветящихся, тусклее от слабосветящихся веществ. Или пусть он берет в голые руки или в перчатках попеременно тела всякого рода, твердые или жидкие, все равно откупоренный или закупоренные в стеклянках: каждое из них будет реагировать на него холодноватым или тепловатым, приятным или неприятным ощущением, а некоторый сопровождаются даже особенными побочными впечатлениями; к такому разряду можно отнести серу, бром, двухромокислый кали, кислород, мышьяк, ртуть и медь. Сенситив по одному только осязанию в состоянии будет различить и разместить все эти тела соответственно одическому их характеру. Отсюда видно, что «од» развивается не из каких-либо особенных источников, но есть общее достояние всей природы; динамит, разлитый повсюду, хотя не равномерно, на подобие теплоты, электричества, химизма, тяжести и проч., проникает и наполняет все мироздание как в малом, так и в большом объеме.
Письмо одиннадцатое. Различные действия «ода» в повседневной жизни.
Помните ли вы, что я говорил о девушках, хороший собою, которые однако же не любят глядеться в зеркало? Из содержания предыдущего письма вы уже можете почерпнуть объяснения этому странному явлению. Ртуть принадлежит к числу тех металлов, которые наиболее реагируют тепловато-противным чувством на сенситивных людей. Как скоро такой человек приближается к большому зеркальному стеклу, то в то же мгновение ощущает это тяжёлое ртутное влияние, которое охватывает всё тело, и кажется, будто веет на него какое-то неприятное, возбуждающее тошноту дыхание, и в то же время возбуждается угнетающее и вместе отталкивающее ощущение. Если же сенситив будет упорно преодолевать в себе этих предвестников враждебного влияния «ода», то вскоре почувствует тоску под ложечкой, головную боль, тошноту, могущую дойти даже до рвоты, и он поневоле должен будет отойти прочь. Такое чувство отвращения у чутких сенситивов доходит часто до того, что на них нападает какой-то страх при одном взгляде на зеркало. Они всеми силами стараются избавиться от него, и в крайнем случае занавешивают чем-нибудь.
Скажу ещё несколько слов о тошноте от ложек из пакфонда, аргентана, нейзильбера, хиназильбера. Во все эти сплавы медь входит как главная составная часть, а вам известно, что этот металл обнаруживает сильное одическое влиявие, и реагирует противно тепловатым, возбуждающим тошноту ощущением, и как бы толсто ни наводили на них гальваническое посеребрение, все напрасно: «од» меди найдет себе дорогу и сквозь слои серебра, и возбудит неприятные ощущения даже в сенситивах средней руки, у чутких же может произвести даже боль в желудке, судороги в языке и челюстях. Очень часто я слыхал от сенситивных женщин, что они никак не могут носить каких-нибудь галантерейных вещей, уверяя, что они производят в них тягостные ощущения; точно также не надевают металлических наперстков, а всегда из слоновой кости, и не могут терпеть никаких стальных планшеток, стальных гребней, головных булавок по причине противно тепловатой одической реакции.
Для сенситивных девушек, прислуживающих в домах, латунные ступки, медная поваренная посуда, особенно металлические утюги, бывают предметом постоянного отвращения. Г.И.Фихтнер, почтенный фабрикант в Ацгерсдорфе, близ Вены, посредственный сенситив, велел уничтожить в своей кухне всю медную посуду вследствие отвращения, которое он всегда чувствовал к пище или питью, приготовленным в ней. От чутких сенситивов вы никак не скроете металла под бумагою, холстом или какой-нибудь легкой покрышкой: даже не прикасаясь к сверткам, а только подержав над ними обнаженную руку, они почувствуют присутствие металлов. При этом, я думаю, вам невольно пришло на память девятое письмо, в котором говорилось о трении воды и г-не Сурсье. Положим, что в каком-нибудь погребе, не глубоко под землею, зарыто известное количество металла, например, денег; без всякого сомнения чуткий сенситив найдет их по одному внутреннему чувству гораздо легче и скорее, чем мои сенситивы средней руки отыскали водопровод в моем парке. Представьте же себе, что чуткий сенситив со всем напряженным вниманием проходит по месту, где не глубоко под землею тянется жила свинцового блеска, медного колчедана, красной руды и т.п. (известно, что эти жилы большею частью лежат под черноземом, не глубже нескольких футов); вы, может быть, думаете, что он не откроет и не опишет с точностью их направление? Кажется, после того, что мы знаем, нет надобности в дальнейших доказательствах. Другие вещества, например, каменноугольный породы, подействуют на человека чувствительного к одическим влияниям, совершенно иначе, чем песчаник и глинистый сланец, в котором они бывают заключены. Проходя по такому слою, он тотчас может отличить его, если только наперед наблюдал и усвоил в себе одическое ощущение от массы угля. В то время, как обыкновенные люди ничего не замечают, ничего не чувствуют особенного, чуткий сенситив с полною уверенностью скажет вам: тут или там под землею находится такой-то металл, и слова его наверное оправдаются, если мы разроем землю в означенном месте. Перед нами совершается чудо, до сих пор изумлявшее всех очевидцев, тем более, что понять и объяснить его не в состояли ни сам рудоискатель, ни посторонние люди. Но теперь это кажущееся чудо разоблачено: оно ничто иное, как чисто физическое влияние динамида на нервную систему человека, оно действует в нас, как темное чувство, невыразимое словом. Множество инстинктивных действий, замечаемых у животных, могут быть объяснены точно так же, как отыскивание руд и металлов. Теперь, следовательно, вы имеете ключ к окончательному раскрытию тайны волшебного прутика, но только взятого в тесном смысле слова с его наклонениями, вращениями и ударами: это, разумеется, было нечто иное как показатель для любопытной толпы, которой нужно же было представить что-либо осязательное.
Отсюда вы видите, какое огромное практическое значение должна приобрести сенситивность и какую роль предназначено играть ей в обществе. Каталептики, лунатики, сомнамбулы скоро сделаются благодетелями человечества и полезными гражданами отечества, которое будет искать и награждать их за дивный дар природы. В особенности горному делу открытие это обещает необыкновенное торжество не только при отыскивании новой руды, но даже при её разработке, когда слой руды исчезает, жилы бухаются в сторону и самое гнездо руды истощается. В каком направлении надо вести тогда новые копи? Где искать потерянную жилу, в отвесном или параллельном направлении? Очень часто все эти вопросы горный инженер не в состоянии разрешить с помощью рациональной горной науки, между тем как сенситив, опытный в соответственных одических ощущениях, почти мгновенно может навести на настоящий след.
Сенситивное чувство способно к значительному развитию. Когда я имел дело с новичками, то показания их были не совсем ясны. После двух-трёх сеансов они становились проницательнее и выражались гораздо яснее и определеннее. Продолжительное внимание к этим ощущениям придает больше отчетливости и сноровки при производстве опытов, и у меня были сенситивы, которые после шести или семилетнего упражнения приобретали такую остроту в распознавании предметов, что даже превосходили самых чутких сенситивов, только что вступивших на новое поприще. Такие люди впоследствии могут принести большую пользу при открыли подделки различных товаров. Уже теперь хороший сенситив очень легко может отличить чистое серебро или золото от сплавленного с медью. Наконец, такая способность оценивать достоинства вещей может быть приложена ко всем родам смешений; так, в аптеках, например, можно употреблять ее для распознавания фармацевтических препаратов, сохранили ли они свое действующее начало или нет; далее, может быть, я покажу вам, с какою изумительною точностью и верностью здоровый сенситив, по одному субъективному своему ощущению, отличает здоровых людей от больных.
Письмо двенадцатое. Распространение «ода» в различных телах и проводимость его.
Вам известны главные источники «ода», которые мне удалось открыть. Кристалл и магнит, солнце и луна, растения, животные и люди, химизм с брожением и гниением, звук, трение, течение воды, тепло, электричество, словом, весь вещественный мир открывает нам явления, которых мы отнюдь не можем отнести ни к одному из принятых наукою динамидов. Однако же все эти явления имеют между собою много аналогии и могут быть рассматриваемы с одной точки зрения; следовательно, необходимо ведут нас к новой, самостоятельной теории. Посмотрим же теперь, какие свойства имеет таинственная сила, лежащая в их основе.
Первое, что поражает внимание наблюдателя, это способность её перемещаться с одного предмета на другой. Тело, согретое или наэлектризованное, соприкасаясь с другим, передает ему свое тепло или электричество, или, как обыкновенно говорят, заряжает его тем или другим динамидом. То же самое мы замечаем и в проявлениях «ода».
Мы уже видели, что стакан воды принимает одическое свойство, постояв несколько мгновений при полюсе кристалла или магнита, на солнечном или лунном свете, под влиянием синего или красного луча спектра или в соединении со стеклянною полоскою, подвергнутою трению. Но стакан воды по произволу можно заменить каким-либо другим веществом: так, например, возьмём кусок дерева, комок смолы, карманные часы, фарфоровую чашечку, какой-нибудь камешек, кусочек сахару, словом, что только попадет под руку; предоставим сенситиву ощупать и исследовать эту вещь рукою и, подержав ее немного при одоотделяющем полюсе, передадим её опять сенситиву в ту же руку: он тотчас ощутить в вещи перемену, т.е. найдет её или теплее или холоднее. Особенно замечательно, что это изменение всегда происходить в том самом значении, в каком действовал на предмет одофор, но никак не в противоположном, как то бывает при действии магнетизма на железо. Итак, здесь прямо одоотделяющий полюс приводит индифферентный предмет, внесенный в круг его действия, в то самое одическое состояние, в каком сам находился. Такое сообщение, заряжение, должно отличать от индукции. Первое (заряжение) и есть собственно одическое действие, второе же — магнитное влияние на тела.
Таким образом, стакан с водою, подвергнутый действию одофора, был заряжен им, одозирован, и перемена, происшедшая в нем, совершенно сходна с тою, какая бывает в стакане воды при нагревании или охлаждении: вода та же, в нее не вносится ничего весомого, а между тем в ней происходит какое-то динамическое превращение. Замечательно еще то, что это превращение действует даже на вкус.
Лучше всего убеждают нас в том явления одического свечения. Проведем конец медной проволоки в темную комнату, а другой оставим на дневном свете; поднесем потом к этому последнему попеременно сильный полюс кристалла или магнита, ту или другую руку, либо попробуем тереть конец проволоки напильником, или опустим его в стакан, в котором растворяется мало-помалу шипучий порошок, подержим его наконец над горячими углями или внесем в сферу электрического кондуктора: во всех этих случаях сенситив будет видеть свечение проволоки в темноте и на конце её дымящееся пламя с искрами во все время, пока не прекратится действие упомянутых агентов. Перемещенный на проволоку, «од» делает ее явственно светящейся, и, вытекая из неё, рассеивается в воздухе.
Точно также из оконечностей пальцев руки и ноги, из всего нашего тела беспрерывно отделяется «од» в воздух, и это отделение есть ничто иное как чистое перемещение «ода» на материю воздуха. Самое сильнейшее перемещение такого рода происходит вследствие дыхания живых существ. Известно, что в легких у нас совершается чрезвычайно деятельный химический процесс от чего, по законам своего развития, «од» приходить в движение и перемещается с воздухом в дыхательные органы, а потом уже вместе с ним выдыхается в атмосферу.
Жена содержателя гостиницы в Вене, Цецилия Бауер, женщина здоровая, крепкого телосложения и притом очень сенситивная, с прискорбием рассказывала мне что, просыпаясь в глубокую полночь, когда в комнате ничего нельзя разглядеть, она всегда видит мужа и ребенка, спящих подле её, как бы озаренных светом, и при каждом дыхании выпускающих изо рта облако светящегося пара. Разумеется, это было заряженное «одом» дыхание, которое в темноте видят почти все сенситивы в виде облака «табачного» дыма, выходящего у них изо рта. Представьте же положение сенситива, заключенного в омнибус или вагон, набитый пассажирами, о чем я уже говорил вам в первом письме. Как тяжело для него должно быть действие одноименного «ода», которыми скоро заряжается в избытки весь воздух в таком тесном пространстве. Сенситив с каждым дыханием должен втягивать в себя воздух, сильно заряженный «одом», между тем как ему необходимо выделять его вместе с выдыханием. Подумайте, каково положение такого страдальца, когда еще не позволяют ему открыть окон в экипажи. Он сидит, как приговоренный к пытки, и никто не признает его страданий. Но, понимая теперь его состояние, вы, вероятно, уже не решитесь никогда отказать ему в полном участии и усердной помощи. Теперь ясно также, почему чуткий сенситив не может долго быть в большом обществе, по крайней мере, в низких комнатах. Воздух там скоро переполняется «одом», скоро делается для него душным, жгучим, невыносимым, а если ему нельзя оттуда уйти, то пропадает у него веселое расположение духа: каждая малость производит в нем досаду и раздражение и чем доле он будет там, тем сильнее возрастает тягость его положения.
То же самое бывает с сенситивами в постели. Они заряжают собственным «одом» изголовье, покрывало и самую постель, и оттого вскоре начинают чувствовать неприятность и беспокойство: ворочаясь в постели всю ночь, они сбрасывают с себя одеяло, и тогда только успокаиваются на несколько мгновений, когда лежат раздетые.
Человек с высокою сенситивностью — самое беспокойное существо, в полном смысле mauvais cuocheur, да и должен быть таковым по своей натуре. Он сам заряжает постоянно свою одежду «одом», одноименным с «одом» своих членов. Одежда при таком заряжении реагирует на него несносною тепловатостью, удушливостью; следовательно, сенситив, находясь в покое, чувствует всегда какую-то тяжесть, и находить себе некоторое облегчение только в беспрестанном движении через отталкивании «ода» в воздух. Потому-то он одевается легко, и все делается ему скоро в тягость. Он чувствует непреодолимое побуждение к беспрестанной перемене места и занятия.
«Од» можно не только перемещать на все тела, но и проводить через них. Это уже было доказано опытом с стеклянным прутиком, который сенситив держал на солнечном свете. «Од» солнечного света (гели-од) протекает чрез этот прут в его руку. Составьте сложный прут: соедините, например, деревянную палочку с металлическою проволокою, прикрепите к ней восковую свечу и на конец привяжите шелковый шнурок. Деревянный конец такого проводника, составленного из четырех различных веществ, дайте сенситиву в левую руку, и когда он по происшествии полуминуты, так сказать, хорошо познакомится с ним, возьмите конец шелкового шнурка пальцами правой руки. Через нисколько секунд вы услышите, что палка сделалась холодноватой; перемените руку, возьмите конец шнурка пальцами левой руки и в ту же минуту переменится и качество палки: она сделается несносно тепловатою. Поднесите шелковый шнурок к полюсу кристалла, внесите его в спектр, в лунный свет, в среду раствора шипучего порошка, приблизьте к палочке серы -повсюду обнаружатся действия, соответствующая источнику «ода», и перейдут через разнокачественные проводники в руку сенситива. Точно так же можно составить проводник из идеоэлектрических тел, например, из серы, стекла, шелку, смолы, гуттаперчи, и все они так же хорошо будут проводить «од», как и металлы. Изолятора нет для этого динамида, что и затрудняет изучение его свойств.
При всех этих опытах нет никакой необходимости приводить в прямое соприкосновение с одофором проводник, который держит в руке сенситив, достаточно только приблизить его. Так, дайте сенситиву в руку стеклянную палочку и приблизьте, не прикасаясь к другому концу её, концы ваших пальцев: в то же мгновение вы убедитесь из слов сенситива, что производите на палочку и руку его действие, хотя несколько слабее, чем в предыдущих случаях, но совершенно тождественное с ними по качеству. Поместите конец такой палочки в ближайшем расстоянии от полюса кристалла, кошачьей лапы, двухлористого кали, заключенного в стекло, куска серы, склянки с бродящими дрожжами, — сенситивная рука тотчас ощутит соответственную реакцию. При этом постоянно замечают светлое истечение из источников «ода». Хорошие проводники, как то металлы, стекло, шелк, становятся также светящимися, заряжаясь этим динамидом или проводя его, и бывают окружены светлым паром до тех пор, пока мы не перестанем действовать на них через прикосновение или только приближение к одофору, что решительно все равно.